– Убежище, – сипит Лев. – Люди Удачи так и не подписали Соглашение о разборке. У арапачей с государством нет договора об экстрадиции. Они предоставляют убежище беглецам. Иногда.

– Убожище? – вскидывается Грейс. – Я не убогая! Не поеду к притонщикам!

– Ты совсем как Арджент! – упрекает её Коннор. Грейс умолкает и задумывается.

Коннор взвешивает альтернативы. Если направиться к арапачам в поисках убежища, то это будет означать, что они двинутся на запад вместо востока; и даже если они выжмут из своей тачки всё возможное, поездка займёт не меньше четырёх часов. Для Льва это очень долго. Но приходится выбирать – либо это, либо сдаться на милость врачей в первой попавшейся больнице. Нет, последнее не пойдёт.

– Откуда ты всё это знаешь – про арапачей? – спрашивает Коннор.

Лев вздыхает.

– Да занесло меня туда как-то…

– Ладно, – сцепив зубы, говорит Коннор, – будем надеяться, что эта лошадка занесёт тебя туда ещё раз.

Он пересекает травяной разделитель, выезжает на полосу встречного движения и устремляется на запад, в направлении Колорадо.

Несмотря на все утешительные формулы и красивые эвфемизмы Cовета племени, в службе караульного у ворот резервации нет ничего благородного. В давние времена, когда Соединённые Штаты были лишь кучкой колоний, и задолго до того, как арапачи возвели вокруг своих земель высокие заграждения, всё обстояло иначе. Стоять на страже периметра тогда было почётной обязанностью, достойной истинного воина. А сейчас… Сейчас это значит носить синюю униформу, торчать в будке у пропускного пункта, проверять паспорта и прочие документы да бубнить всем si» honobe, что приблизительно переводится как «Хорошего вам дня», доказывая тем самым, что и арапачам не чужды банальности современного общества.

В свои тридцать восемь охранник – самый старший среди всех, дежурящих сегодня при восточных воротах; и в силу своего старшинства он единственный, кто имеет право носить оружие. Правда, его пистолет и близко не такой элегантный и внушительный, как те, что были в ходу во времена, когда его народ называли индейцами, а не Людьми Удачи. Или – тьфу, пропасть! – «притонщиками». Этим ужасным прозвищем наделили их те самые люди, которые сделали так, чтобы игорные дома оказались единственным для племён способом вернуть себе достоинство, и самоуважение, и богатства, которые у них отнимали в течение столетий. И хотя казино давно уже канули в небытие, прозвище осталось. «Люди Удачи» – это почётный знак. «Притонщики» – это безобразный шрам.

Уже далеко за полдень. Очередь за «гостевыми» воротами, выходящими на Главный мост через ущелье, насчитывает, по крайней мере, тридцать машин. Хороший день. В плохие очередь вытягивается за дальнюю оконечность моста. Примерно половине автомобилей будет отказано во въезде. Если ты не житель резервации или если у тебя нет законных оснований для нахождения здесь – поворачивай обратно.

Обычно можно услышать:

– Да мы только хотим немного поснимать и ещё купить какие-нибудь изделия Людей Удачи. Вам разве не хочется продать свои товары? – Как будто существование племени зависит от того, сколько безделушек они смогут всучить любопытствующим туристам.

– Вы можете развернуться вон там, слева, – таков его привычно вежливый ответ. – si» honobe!

Разочарованию детишек на заднем сиденье, конечно, можно посочувствовать; но в конце концов, виноваты их родители, которые не знают и не уважают обычаев арапачей.

Конечно, не все племена такие строгие изоляционисты, но опять же, не многие из них достигли такого успеха, как арапачи, в плане построения процветающего, самодостаточного и финансово благополучного общества. Их резервация – из «высоких»; ими восхищаются, и им завидуют некоторые из «низких» резерваций, тоже заработавшие немало на игорном бизнесе, но разбазарившие свои богатства, вместо того чтобы предусмотрительно сделать инвестиции на будущее.

Что же касается ворот, то после подписания Соглашения о разборке их закрыли наглухо. Как и прочие племена, арапачи отказались признать законность этой практики – так же, как в своё время отказались от участия в Хартландской войне. Хулители называли их «сырными дырками», намекая на то, что нейтральные земли Людей Удачи испещряли карту воюющей страны, словно дыры швейцарский сыр.

Так и получилось, что вся страна, а за ней и значительная часть мира пошли по пути утилизации лишних и нежеланных детей, а арапачи вместе с остальными членами Американского конгресса племён провозгласили если не полную независимость, то, во всяком случае, неприсоединение. Они не станут следовать этому закону, а если их попробуют принудить – вот тогда Конгресс племён может объявить о своём выходе из федерации, тем самым действительно превращая Соединённые Штаты в швейцарский сыр. После войны, нанёсшей колоссальный убыток национальной экономике, Вашингтон решил, что будет умнее махнуть на это дело рукой.

Само собой, уже многие годы идут громкие судебные процессы: имеют ли право арапачи требовать предъявления паспортов при въезде; однако племя стало весьма искушённым во всех этих юридических танцах. Охранник сомневается, что паспортная проблема вообще когда-нибудь будет решена. Во всяком случае, не при его жизни.

Небо над головой затянуто тучами, грозящими дождём, словно капризный ребёнок слезами, а страж ворот продолжает исполнять службу: отдельным автомобилям он разрешает въезд, остальные заворачивает обратно.

И вдруг, как снег на голову, очередная машина оказывается полной беглецов.

Уж кого-кого, а их он узнал сразу, как только они подвернули к воротам. От них так и веет безнадёгой, словно мускусом. Хотя ни одно из племён не поддерживает разборку, арапачи единственные, кто предоставляет беглецам убежище – к вящему недовольству Инспекции по делам молодёжи. Арапачи свою позицию не афишируют, но сарафанное радио работает, так что для охранника разбираться с беглецами – работа привычная.

– Чем могу помочь? – спрашивает он у совсем молодого парня-водителя.

– Мой друг ранен, – отвечает тот. – Ему нужна медицинская помощь.

Страж ворот заглядывает на заднее сиденье и видит там парнишку в бедственном состоянии, положившего голову на колени девушке лет двадцати двух – двадцати трёх, которая явно чуточку не того. Похоже, парнишка не притворяется.

– Вам лучше бы развернуться, – говорит охранник, – и ехать обратно. В Каньон-сити есть больница, до неё гораздо ближе, чем до нашей клиники. Я расскажу, как ехать.

– Нам туда нельзя, – отзывается парень за рулём. – Нам нужно убежище. Вы понимаете?

Значит, он прав. Беглецы. Охранник смотрит на длинную цепочку автомобилей, ждущих, когда их пропустят сквозь бутылочное горлышко. Он ловит на себе взгляд одного из коллег-охранников – мол, что шеф станет делать? Их инструкции предельно ясны, и ему следует показать пример своим сотрудникам. Стоять на страже у ворот резервации – должность неблагородная.